#dark academia vibes

Hung be the heavens with black, yield day to night!
Comets, importing change of times and states,
Brandish your crystal tresses in the sky,
And with them scourge the bad revolting stars.

— William Shakespeare, “Henry VI”.

Если бы я обладал бессмертием, я бы потратил его на изучение истории, наук и искусств. Целая вечность разверзлась бы передо мной, обнажая свои секреты. Лоскуты мироздания сползали бы с книг, крепостных стен ветхих замков и пыльных архивных свитков, а я бы всё сдирал и сдирал их, неистово пытаясь докопаться до истины. Для чего? Чтобы убедиться, что за последним пластом таится и хищно скалится ещё бессчётное множество тайников, потому что этот мир никогда не позволит себя разгадать.

Иногда меня спрашивают, как я пишу свои истории. Однако мне кажется, что это не я, а они пишут меня. Они сами возникают где-то внутри, вырастая из моих страхов, желаний, ассоциаций и снов, сплавляются друг с другом и нарастают, словно снежная лавина.

От них не убежишь и не спрячешься, их сюжеты сами всплывают в сознании, не считаясь с тем, чем я занимаюсь или о чём думаю в момент их визита. В конце концов, они лишь бесплотные и бесчувственные фантомы, которым нужно от меня лишь одно — свобода. Свобода из западни места их рождения.

Books, art, galleries and museums are the best material things in the world, aren’t they?

Эстетика девушек тёмной академии:

• Белые блузки с объёмными рукавами-фонариками и винтажные рубашки с кружевными манжетами и воротниками с серебряной вышивкой;
• Желание объять необъятное и изучить неизведанное;
• Старые открытки между страниц книг и иссохшие стебли цветов вместо Удовольствие от изучения истории, искусства и наук;Поиск правдоподобных отговорок для знакомых, предлагающих встретиться, чтобы в одиночестве прогуляться по залам любимого музея;
• Стопка дневников, исписанных мелким витиеватым почерком;
• Старинный серебряный медальон с северной чернью, в створках которого спрятаны фотографии двух самых дорогих сердцу людей;
• Размышления о трансформации феминизма в современных условиях, внешней политике Российской империи XIX века и символизме в поэзии Серебряного века;
• Рассматривание репродукций шедевров мирового изобразительного искусства до глубокой ночи, скольжение пальцев по скрипучей мелованной бумаге;
• Сложные причёски, напоминающие сплетения змей; 
• Элегантная кружка с ручной росписью и причудливо изогнутой ручкой, купленная в «Императорском фарфоре»;
• Придирчивый выбор фильма, длящийся дольше, чем его просмотр;
• Долгие часы в книжных магазинах и букинистических лавках, прощупывание каждого миллиметра понравившегося фолианта;
• Отстранённый взгляд, оторвавшийся от книги и устремлённый на мелькающие пейзажи за окном.

Есть люди как зимы — прекрасно-опасны:
Застывшее сердце, холодные взгляды.
Их души как льдины чисты и бесстрастны,
И их безразличье смертельнее яда.

В их взглядах мерцают небесные стразы,
Чело озаряет корона величия.
Есть люди как зимы — любовь их опасна.
Возможно, опаснее их безразличья.

—Анастасия Щепкина.

Я — зло, и нет границ безумью.
Я демон фальши, гнили и вранья;
И краской чёрной полнятся раздумья,
А с губ слетает едкая браня.

И пусть коварным планам добро срезает крылья —
Костры горят в душе, коптя пустынный взгляд.
Но вот никто не знает, что только от бессилья
Внутри слепое зло с виною мир крушат.

Мой страшный жёсткий бой расплёскиваться кровью
Не будет в лабиринтах из треснувших зеркал.
И склеить пазлы сердца возможно лишь любовью:
Израненный мой дух давно её искал.

—Анастасия Щепкина.

Тёмная академия не должна быть только эстетикой, красивой обёрткой, под которой нет ничего, кроме сухих крошек, которые засоряют пол, стоит лишь неловко дотронутся до сдерживающей их упаковки. Первичными должна быть искренняя тяга к знаниям, стремление к постижению искусств и желание разгадать тайны бытия.

Тёмная академия должна быть философией со своей содержательной концепцией, целями и практической значимостью, чтобы сделать её приверженцев лучше. Иначе зачем это всё? Восхищаться книгами, архитектурой, музыкой и посещением галерей мы можем и без неё.

Мне так страстно хочется иметь собственный книжный магазин, скрытый в бесконечном лабиринте блуждающих улочек старинного города. И чтобы он обязательно был местом, окутанным таинственным флёром, местом, про которое горожане складывают легенды и выдумывают небылицы.

О том, например, что владелец лавки — древний вампир, живший ещё до воцарения династии Романовых, давным-давно променявший душу на познание всех тайн мироздания. Или, скажем, шёпотом пересказывают друг другу сказки о том, что магазин напичкан волшебными артефактами — заколдованными часами, являющимися порталами в другие времена и пространства, или волшебными снадобьями в стеклянных склянках, способными наделять людей бессмертием. Одним словом, такие истории, которые и интриговали, и отпугивали бы любопытных жителей.

И таким удовольствием было бы видеть удивление на лицах этих людей, которые, преодолев все страхи и опасения, связанные с услышанными городскими легендами, всё же посетят этот дивный магазин и обнаружат, что в нём по-домашнему уютно, заботливо предлагают горячий какао или чай и всегда готовы выслушать, поговорить о книгах или просто умиротворённо помолчать, дав спокойно разглядеть старинные издания, пусть и лишённые магической силы, но, бесспорно, обладающие собственным волшебством.

Мыслей так много, что они льются и льются на бумагу старого дневника, и кажется, что вот-вот он, переполненный и захлёбывающийся, начнёт выталкивать из себя чернила. Когда последняя страница покрывается вязью неразборчивых букв, судорожно начинают стучать кнопки печатной машинки, пытаясь перенести шифр возникающих в сознании образов на бумагу. Последние дни ноября всегда сопровождаются беспорядочным и буйным потоком мыслей.

Моя душа словно старый пустующий дом, населённый призраками. Они вальсируют по тёмным коридорам под траурный марш погибших иллюзий и ожиданий, скорбящими глазами поглядывая в окна, за которыми простирается мир, в который им никогда не суждено вернуться.

Carpe diem. Memento mori.

She soaked up ideas from the most diverse places on the planet in search of inspiration and knowledge.

My bookshelves.

The brown color is so enveloping, velvety, cozy. The color of chocolate, hue of dark wooden shelves, color of bindings of antique books, varied tints of brown eyes.

I associate this color with luxury, the grace of musical instruments, with huge libraries, winding railings of giant staircases in old mansions, picture frames and frigate masts with their majestic galjoen figures.

I mean, sheseemed poetically.

The rustle of book pages, the creak of a pen and secret letters.